Персональный сайт - ПЛАНОВ ГРОМАДЬЕ…

ПЛАНОВ ГРОМАДЬЁ…

Помните, у Маяковского: «Я наших планов люблю громадьё». Каждый год начинался масштабной пропагандистской кампанией по разработке планов и принятия социалистических обязательств. Как тогда было принято, мы широко освещали эту кампанию. Писали репортажи и статьи о собраниях в трудовых коллективах, на которых единогласно принимались повышенные обязательства. Финалом этой шумихи становилась публикация социалистических обязательств района на предстоящий год. Это - по возможности красочно оформленный плакат на внутреннем развороте газеты. Зачастую желания организаторов починов и повышенных обязательств не совпадали с производственно-техническими возможностями. Поэтому в течение года иногда появлялись хвалебные или критические материалы о ходе выполнения обязательств отдельными коллективами или работниками. В последних номерах года его итоги подводили руководители и специалисты отдельных организаций. Создавалось впечатление постоянной напряжённой борьбы за выполнение принятых в начале года обязательств, притом, что окончательные результаты этой борьбы замалчивались. В феврале – марте 1981 года прошёл двадцать шестой съезд КПСС, который наметил грандиозные планы на одиннадцатую пятилетку. На этом фоне продолжалась наша обычная жизнь. Забежав поздравить редакционных женщин с восьмым марта, Александр Калмыков задержался в кабинете сельхозотдела.

- Ты о дальнейшем образовании не задумывался, - напрямик спросил у меня без предисловий. – Поступай в Новгородский пед или сельхозинститут. Сделаем так, что вступительные экзамены будут чистой формальностью.

Тема разговора заинтересовала, тем более что буквально накануне о том же мне говорил в приватной беседе первый секретарь Юрий Смирнов.

- Низко, вы, однако, оцениваете мои способности, - ответил на предложение Калмыкова. – Зачем мне педагогический или сельхозинститут по блату, когда ни в образование, ни в сельское хозяйство не собираюсь? Да и здесь, в редакции, пока всё складывается удачно. Поэтому если получать образование, то только по специальности. А в университет смогу поступить и на общих основаниях.

- Ну-ну, давай, дерзай, не пожалей потом, если что…

Этот разговор стал сигналом к действию. В ту же весну собрал документы, подал заявление на заочное отделение факультета журналистики Ленинградского университета и начал готовиться к вступительным экзаменам. Историю и литературу знал неплохо, по немецкому языку проштудировал школьный учебник, русский язык прогнал по справочнику корректора, эта тоненькая потрёпанная брошюрка хранилась в редакции ещё с начала шестидесятых. Не было проблем с творческим конкурсом – собрал пачку своих разножанровых публикаций.

В разгар лета по почте пришёл вызов на вступительную сессию. Над Университетской набережной, также как и летом 1967 года, кружился тополиный пух, на парапете над Невой грелись на солнце белые чайки. Те же галереи и анфилады главного здания, уютные скамейки в тени густых ив на Менделеевской линии. Только теперь факультет журналистики был полноценным подразделением в отличие от бывшего отделения при филологическом факультете и располагался в собственном здании на Первой линии Васильевского острова. Это неподалёку от основного корпуса. Ответственным секретарём приёмной комиссии была ответственный секретарь деканата Евгения Петровна Кузнецова, живая энергичная дама с прекрасным чувством юмора. За легкость в общении, доброту и весёлый нрав Евгению Петровну уважали на факультете, а студенты почитали ангелом хранителем. Сколько экзаменов и зачётов сдано, ликвидировано хвостов благодаря её мудрым и своевременным советам, деятельному участию! Довольно легко сдав пять вступительных экзаменов со средним баллом 4,5, я был зачислен на первый курс.

На прошлом студенческом опыте убедился, что для успешного прохождения программы необходимо регулярно выполнять задания, постоянно заниматься, не откладывая в долгий ящик. На курсе сложились добрые отношения со ставшими и оставшимися настоящими друзьями - поэтом и юмористом, знающим и блестяще рассказывающим бесконечную бездну анекдотов на все случаи жизни Володей Ширяевым, серьёзным и основательным Валерой Сафоновым. Во многом благодаря взаимной поддержке мы успешно и досрочно сдавали экзамены и зачёты.

Шесть университетских лет я словно жил двойной жизнью, одновременно находясь в двух разных мирах – теории и практики. Два раза в год – в январе и июле – постигал науку: слушал лекции мудрых профессоров и доцентов, зубрил умные книги, сдавал зачёты и экзамены. Остальное время года постигал всё тоже, только уже на практике. И, замечу, теория почти никогда не совпадала с практикой. С высоких трибун и кафедр провозглашалось успешное построение последней фазы развитого социализма – самого кануна коммунизма. На практике - наши совхозы с преобладанием тяжёлого ручного труда, неустроенным бытом сельских жителей. Эта разница особо остро ощущалась в нашей глубинке. В мегаполисе с первой категорией снабжения и несравнимым уровнем сервиса можно было философствовать о фазах общественного развития, более-менее убедительно говорить о научно-техническом прогрессе. Но все эти заумные рассуждения превращались в пустые звуки в условиях бездорожья в весеннюю и осеннюю распутицу, непосильно тяжёлого труда на полях и фермах, повального дефицита.

В ноябре 1981 года на самом высоком уровне - очередном пленуме ЦК КПСС было признано, что ситуация с продовольствием в стране победившего развитого социализма оставалась напряжённой и последовательно ухудшалась: полупустые прилавки, дефицит самого необходимого, нарастающий импорт зерна и мяса из стран загнивающего капитализма. Среди причин – урбанизация, которая была связана с переселением крестьян, в основном занимающихся натуральным хозяйством, в крупные города. Остававшиеся на земле при отсталых методах хозяйствования уже не могли прокормить всех. На развитие сельского хозяйства также отрицательно влияло постоянное субсидирование государством цен на продукты, которые в разы были ниже их себестоимости. С 1980 года производство продуктов питания стало датируемой государством отраслью. К 1982 году импорт зерна возрос по сравнению с 1970 годом почти в семь раз и достигал 45 миллионов тонн. Советский Союз стал крупнейшим в мире импортёром мяса, закупая один миллион тонн в год. Чтобы переломить ситуацию, в мае 1982 года была принята Продовольственная программа, которой намечалось к 1990 году увеличить производство продуктов питания в 2,3 – 2,5 раза.

Вокруг программы развернулась широкая агитация и пропаганда. Её комментировали и обсуждали по радио и телевидению, в газетах и журналах. Не обошла эта кампания и нашу газету. Мы публиковали комментарии своих специалистов, партийных активистов. Горячо обсуждали Продовольственную программу и в коллективе редакции. Здесь высказывались различные мнения. Николай Михайлов, а он был тогда секретарём партийной организации, заявил, что наконец-то проблема пустых прилавков и очередей будет решена.

- Очередное пустозвонство, - возразил Леонид Прокофьев с сарказмом в голосе, – Мы уже по одной известной программе живём в коммунизме, а по другой – в Жару сияет город-сад.

- Поживём – увидим, - уклонился от спора Виктор Антонов. – Во всяком случае, сейчас это главная тема и вверху уже требуют планы её освещения.

Должен заметить, что бытует превратное представление о той эпохе, как о «мрачных годах застоя». Я не берусь судить о диссидентах высокого уровня – Солженицыне, Сахарове, Ростроповиче, Вишневской. Не имел чести знать их лично. Галина Вишневская, тогда ещё малоизвестная солистка Большого театра, приезжала в 1970 году в наш гарнизон с шефским концертом. Единственный раз в жизни слышал, как она блестяще пела народные песни, и арии из опер. За все шестидесятые и семидесятые годы я не могу припомнить случая, чтобы кого-то из моих друзей или знакомых репрессировали за их взгляды или инакомыслие. Легко и свободно рассказывали анекдоты про Хрущёва и Брежнева, Ленина и Сталина. Профессор Борис Смирнов заведовал кафедрой зарубежной литературы в Ленинградском институте театра, музыки и кинематографии, а в начале восьмидесятых, ещё при Брежневе, он, как приглашённый преподаватель, читал лекции на нашем курсе. С университетской кафедры профессор утверждал, что реализм в искусстве не может быть социалистическим или иным классовым. Он един. Также как не может искусство быть партийным. Партийная литература – это пропаганда и агитация, но не искусство. Статья Ленина на эту тему, написанная в 1906 году, не может быть актуальна спустя почти 80 лет. И нормально. Его лекции внимательно слушали сотни студентов. И. насколько знаю, за такую крамолу никто не лишил его звания, не запретил преподавания. В конце семидесятых я был на одном из семинаров в доме политпросвещения Новгородского обкома партии. На перерыве в курилку зашёл коренастый мужик с окладистой бородой в косоворотке, подпоясанной расшитым кушачком в хромовых сапогах. Естественно, все уставились на пришельца из средневековья. Тот невозмутимо отстегнул от пояса расшитый кисет и свернул самокрутку. Это был тогда уже знаменитый писатель Дмитрий Балашов, автор больших исторических романов, стихов и научных статей. Непринуждённая обстановка располагала к беседе. Естественно для тех стен разговор перешёл на политику, партийную агитацию и пропаганду. С точки зрения маститого прозаика, учение Маркса, Энгельса, Ленина – бесовская религия, а Октябрьская революция – сионистско-интеллигентский заговор, уничтоживший христианство, а с ним и русскую душу. Поговорили в таком ключе, поспорили, и разошлись, каждый при своём мнении. И с такой позицией Дмитрий Балашов оставался одним из самых издаваемых советских авторов.

А вот почти анекдотичный случай из повседневности. Пять минут до открытия винно-водочного отдела гастронома в Ленинграде. Толпа в очереди. Сзади упорно лезет мужик.

- Куда прёшь! - возмущается толпа. – С такими раздолбаями разве коммунизм построишь!?

- Ты меня своим коммунизмом не пугай, я блокаду пережил! - орёт мужик на весь магазин.

В ответ на явную крамолу – хохот толпы.

До сих пор мне не даёт покоя мысль о неразрешимом противоречии – как в эпоху цензурного гнёта и отсутствия свободы творчества создавали свои шедевры Гайдай и Шукшин, Бондарчук и Говорухин, Бабаджанян и Зацепин, Тухманов, Вознесенский, Высоцкий, Рождественский и множество талантливых художников, поэтов и композиторов? И почему, сейчас, когда полная свобода самовыражения, нет ничего похожего?